Но специфика того времени заключалась в том, что имамы наравне с рядовыми несли все тяготы военной службы и, к тому же, занимались воспитательной религиозной деятельностью в мусульманских по составу подразделениях, выполняя эти обязанности по собственной воле и религиозному долгу служения. Государство их деятельность никак не регулировало. Этих имамов именовали в XV—XVIII вв. абызами - и именно они направляли духовную жизнь служилых татар.
Абызы являлись обладателями коранического знания. (Само слово «абыз» происходит от искаженного «хафиз»: с арабского — «знающий Коран наизусть».)
Институт служилых татар перестал существовать в начале XVIII века, когда во времена правления Петра Великого была создана регулярная армия. Мусульмане стали служить в царской армии наряду с представителями других конфессий. Естественно, у них существовали свои потребности в отправлении религиозных треб, особенности жизни, свойственные правоверным.
В имперской России происходят серьезные преобразования в армии. Рекруты-мусульмане оказываются в рядах служащих бок о бок с христианами, но в численном меньшинстве. К тому же, поскольку в Российской империи взаимоотношения между конфессиями решались законодательно, то очень важным моментом было статусное положение конфессий. Православие являлось государственной религией. А остальные религии делились на терпимые и нетерпимые. Ислам входил в число терпимых, наряду с Буддизмом, Иудаизмом, Католичеством, Лютеранством, Армяно-григорианством.
Во времена Петра I в армии и на флоте все в большем количестве стали служить не только православные, но и представители других христианских исповеданий и национальностей, особенно немцы и голландцы. Согласно главе 9-й Воинского устава 1716 г. предписывалось «Всем вообще к нашему Войску принадлежащим, несмотря на то, кто какой они есть веры или народа они суть, между собою христианскую любовь имети». То есть, сразу всякие несогласия на религиозной почве пресекались законодательно.
Устав обязывал терпимо и бережно относиться к местным вероисповеданиям, как в районах дислокации, так и на территории противника. Статья 114 того же устава гласила: «...священников, церковных служителей, детей, и иных, которые противления чинити не могут, нашим воинским людям не обижать и не оскорблять, и церквей, больниц и школ весьма щадить и не касатися под жестоким телесным наказанием».
В истории России существовал опыт деятельности специальных мусульманских воинских подразделений. Например, в Отечественной войне 1812 года участвовали свыше тридцати татаро-башкирских полков. Мусульманский казачий полк состоял из 500 рядовых, в командный состав входили 30 человек: командир полка, старшина, 5 есаулов, 5 сотников, 5 хорунжих, 1 квартирмейстер, 1—2 писаря и 10 пятидесятников. В каждом полку имелся мулла.
Башкирская и татарская конница участвовали в изгнании французов из Гамбурга, Берлина, Веймара, Франкфурта-на-Майне и других немецких городов. В Веймаре казаки встречались с немецким поэтом И. В. Гете и подарили ему лук со стрелами и курай (национальный музыкальный духовой инструмент). Мусульманские казачьи полки первыми вошли в покоренный Париж.
В конце 1820-х годов при царе Николае I из «магометан» Кавказа и Крыма были сформированы лейб-гвардии Кавказско-Горский и лейб-гвардии Крымско-Татарский эскадроны, которые были включены в состав Собственного Его Императорского Величества конвоя. В связи с этим Д. Ю. Арапов обратил внимание на малоисследованную сторону деятельности ближайшего соратника Николая I генерал-адъютанта, графа А. X. Бенкендорфа. Он являлся организатором личной охраны царя и был в 1826—1844 годах управляющим Главной императорской квартирой, к которой принадлежал императорский конвой.
Генерал придавал немалое значение подготовке для конвоя воинских чинов-«магометан». Поскольку в самом начале XIX века во время русско-иранской войны 1804-1813 годов Бенкендорф служил на Кавказе и хорошо знал своеобразие его быта и обычаев, он в 1829 году в «Правилах» обучения горцев Кавказа для будущей службы в конвое писал: «Не давать [горцам] свинины и ветчины, строго запретить насмешки над ними. Эфендию [здесь; мусульманское духовное лицо у суннитов] разрешить посещать горцев, когда он пожелает, даже в классах. Наблюдать, чтобы во время молитвы горцев им не мешали. Наблюдать, чтобы на счет веры горцев ничего худого не говорили и не советовали переменить ее». В дни мусульманских праздников гвардейцам-мусульманам предоставлялись увольнительные.
На протяжении последующих лет рядом законодательных актов были «устроены» религиозная жизнь и быт гвардейцев-мусульман суннитского толка (указы от 20 мая 1846 года, 5 декабря 1855 года и 24 декабря 1861 года). Уставом предусматривались следующие штатные должности служителей исламского культа у гвардейцев-суннитов: старший ахун (имам) Гвардейского корпуса, в каждом из двух «инородческих» эскадронов — имам и муэдзин. Часто имамы по совместительству занимали должности преподавателей «магометанского закона» в различных военно-учебных заведениях Петербурга, где обучали воспитанников-мусульман.
Все мусульманские духовные лица и служители допускались в военные учебные заведения и армию лишь при полной уверенности начальства в том, что они «люди в верности надежные и доброго поведения». Из их числа особо выдвинулся Габдул-вахид Сулейманов, род которого коренился в среде нижегородских татар-мишар.
В 20-е годы XIX века он обучал основам Шариата будущих воинов лейб-гвардии Кавказско-Горского эскадрона, а с 1835 года являлся «вероучителем магометанского закона» Царскосельского кадетского корпуса. К концу 30-х годов Сулейманов засвидетельствовал себя в глазах царской администрации как в высшей степени «доверенное лицо».
По поручению МИДа он вел переговоры с казахскими ханами Старшего и Среднего жузов, состоял внештатным переводчиком Департамента духовных дел иностранных исповеданий МВД. В июне 1840 года указом Николая I Сулейманов был назначен оренбургским муфтием — главой Оренбургского магометанского духовного собрания и занимал эту высокую должность вплоть до своей кончины в 1862 году.
Каждая конфессия имела право в войсках совершать службы и выполнять обряды, но не имела право вести миссионерскую деятельность, кроме православной - в силу ее статуса государственной религии. Поэтому деятельность православных священников, представлявших официальную религию государства, выходила и в миссионерство. Например, в 1828 г. Синод утвердил новую инструкцию благочинным, через которых обер-священник управлял духовенством в войсках и на флотах.
Согласно этой инструкции, флотский благочинный имел разрешение присоединять желающих к православной церкви из евреек, магометан и язычников и совершать над ними таинство крещения на кораблях и в частях. Но учитывая, что присоединение к православию в те годы давало отдельные преимущества в служебных отношениях, инструкция обязывала приступать к этому не иначе, как по письменному предложению командира, проверив при этом бескорыстие и твердость обращаемых в христианскую веру.
Перед военным духовными деятелями стояла сложная задача — не допустить, чтобы религиозные различия переросли в противоречия. Военнослужащим разных вероисповеданий говорилось буквально следующее: «...се мы христиане, магометане, евреи вместе одновременно молимся Богу нашему, потому Господь Вседержитель, сотворивший небо, землю и все, что па земле», есть для нас единый истинный Бог».
Священник должен был не допускать никаких споров о вере с иноверцами. Свод военных постановлений 1838 года гласил: «Полковые священники, отнюдь не должны вступать в прения о вере с людьми другого исповедания».
Первостепенное значение царское самодержавие в XIX - начале XX века придавало организации духовного быта мусульман, служивших в вооруженных силах Российской империи. Наиболее сложной являлась деятельность по организации удовлетворения «духовных потребностей» мусульман самой многочисленной части императорской армии — регулярных сухопутных войсках.
В середине XIX века в одних случаях в сухопутные войска специально назначался «военный мулла» (указ от 18 октября 1838 года о «военном мулле» Симбирского гарнизона), в других — «духовные требы» для «магометан военного ведомства» должен был, наряду с другими своими обязанностями, исполнять какой-либо «гражданский мулла» (указ от 21 октября 1838 года, возлагающий подобные функции на одного из мулл г. Казани).
При отсутствии в сухопутных частях мусульманского духовного лица было возможно избирать в войсках на местах кандидатов в «магометанские имамы» из «достойных своей благонадежностью нижних чинов» — мусульман. Затем эти кандидаты отправлялись в Оренбургский или Таврический муфтияты для «предварительного испытания в знании религиозных обязанностей» и в случае положительного результата возвращались в свои подразделения и утверждались командованием в своей новой «духовной должности» (указ от 27 ноября 1857 года).
Царская администрация специально оговаривала вопросы выплаты жалования «военному мусульманскому духовенству», выдачи ему суточных и командировочных денег, а также оплаты пенсий «военным муллам» (указы от 6 июля 1854 года, 5 декабря 1855 года и 22 февраля 1861 года).
В 1845 г. в сухопутной армии и военных портах на Черноморском и Балтийском флотах были учреждены должности имамов. В портах Кронштадте и Севастополе было по одному имаму и помощнику, а в прочих портах - по одному имаму, который избирался из нижних чинов с государственным жалованием. Причем в финансировании военных имамов, кроме государства, принимали участие мусульманские мечети, в районе которых находились подведомственные имаму воинские части.
Возможность исповедовать свою религию была предоставлена мусульманам, служившим на территории Нижнего Новгорода и Нижегородской ярмарки. Необходимость исполнения духовных треб по просьбе нижних военных чинов, дислоцирующихся в Нижнем Новгороде, привела к тому, что в 1840-х годах в качестве духовных лиц ежегодно на ярмарку посылались Оренбургским магометанским духовным собранием известные имамы не только в интересах мусульман, торговавших на ярмарке, но и для военных мусульманского вероисповедания.
Право иметь своего муллу не сразу, но появилось и у казаков. К. Кабдулвахитов привел в своей статье данные о том, что в 1852 году казаки станицы Становой Тобольской губернии подали прошение разрешить им избрать из своей среды муллу с содержанием его за счет общества и с освобождением от военной службы. На эту должность они предложили резервного казака Абдулвалита Синюкаева. Тогда командование Отдельного Сибирского корпуса отложило решение вопроса. Это обращение не было единственным. С подобным ходатайством выступили казаки Тобольского полка. Через год департаментом военных поселений на примере прошения Тобольского казачьего конного полка был разработан проект правил о назначении мусульманского духовенства в казачьих войсках Сибири.
12 февраля 1855 года Военный совет Российской империи принял «Правила устройства духовной жизни магометан казачьего сословия», проживавших на территории монархии Романовых. По этому регламенту 18,5 тысячи мусульман-казаков и «причисленных к ним служилых татар», «проходящих» по иррегулярной кавалерии, состояли в штате Донского, Черноморского, Кавказского линейного, Уральского, Оренбургского, Сибирского линейного казачьих войск и Тобольского конного казачьего полка. Духовные нужды данной группы мусульман по расписанию на 1853 год обслуживали несколько мечетей и 189 мусульманских духовных лиц.
Эти духовные лица вначале избирались на местах, затем проходили «духовные испытания» или в Оренбургском, или в Таврическом суннитских муфтиятах. По действующей в империи норме один мулла (имам) приходился на «приход» численностью не менее двухсот мусульман мужского пола. Естественно, предполагалась «политическая благонадежность» каждого кандидата на пост духовного служителя в среде «магометан казачьего сословия», который мог занять свою должность, лишь будучи утвержден местной царской военной администрацией.
Во второй половине XIX века в России проводилась военная реформа. В частности, была введена всеобщая (всесословная) воинская повинность. В связи с этим спектр призываемых с различным вероисповеданием лиц значительно расширился. В 1870 году в Гельсингфорсе была издана книга благочинного штаба войск Финляндского военного округа протоиерея Павла Львова «Памятная книжка о правах и обязанностях армейского духовенства». В частности, в главе 34 этого документа был специальный отдел, который назывался — «О предупреждении и пресечении преступлений против правил веротерпимости».
Исследователь Д. Ю. Арапов ввел в научный оборот дело «Об учреждении штатного магометанского духовенства в войсках» (1906—1908 гг.), хранящееся в Российском государственном военно-историческом архиве. В бумагах этого дела подчеркивалось, что в 1903 году по запросу царя Николая II был поставлен вопрос о целесообразности возрождения данного конфессионального «иноверческого» института в регулярных сухопутных войсках. Выяснив наличие в армии на 1904 год около 30 тысяч «нижних чинов» и 275 офицеров-мусульман и определив размеры своей «потребности», Главный штаб сухопутных войск 13 сентября 1906 года выдвинул предложение ввести в войсках девять должностей штатных « военных мулл» с выплатой им окладов по 900 рублей в год, а также всех иных видов материального и денежного довольствия (квартирных денег, оплаты командировочных и суточных расходов и др.).
В представлении Главного штаба подчеркивалось, что основными обязанностями данных мусульманских духовных лиц должны были являться участие в приеме воинской присяги, проведение заупокойной службы и чтение «назидательных» проповедей. Последняя установка подтверждала открытый политический расчет военного ведомства на использование авторитета исламских служителей культа для поддержания тогда «духа благоразумия» среди солдат-мусульман в неспокойные дни Первой русской революции 1905—1907 годов. После длительного согласования данного проекта с представителями других ведомств в конечном счете 19 июня 1908 года царь Николай II подписал закон: «При Виленском, Варшавском, Киевском, Московском и Приамурском военных округах учреждены должности магометанских мулл».
В начале XX века воины-«магометане» имели право на 13 свободных дней в году, причем в дни Курбан-байрама и Рамазан-байрама подобное освобождение от службы давалось па трое суток. Наряду с мусульманами-суннитами в конвое служили мусульмане-шииты; жили в столице империи и «гражданские магометане» шиитского толка.
К началу XX в. количество военных духовных деятелей в портах и крупных гарнизонах возрастало. Кроме православного духовенства, действовали католические капелланы, лютеранские проповедники, евангельские проповедники, мусульманские имамы и иудейские раввины, а впоследствии еще и старообрядческие священники. Они вводились там, где это было необходимо вследствие специфики контингента экипажей, частей и районов дислокации кораблей. В штабе флота и армии по штату полагался один имам, один раввин, один католический и один лютеранский капеллан. Надо сказать, что представители этих религий практически не соприкасались друг с другом. Каждый по своей линии подчинялся своему непосредственному духовному начальству.
Духовная деятельность муллы не ограничивалась мечетью и войсками. Несмотря на совмещение двух серьезных должностей, он время от времени преподавал в ряде учебных заведений, где учились мусульмане.
Во время Первой мировой войны наличие в вооруженных силах представителей других религий неизменно учитывалось. Статья 92-я Устава внутренней службы гласила: «Хотя Православная вера господствующая, но иноверцы, инославцы пользуются повсеместно свободным отправлением их веры и богослужения по обрядам оной». В Морском уставе 1914 года в 4-ом разделе: «О порядке службы на корабле», говорилось: «Иноверцы христианских исповеданий совершают общественные молитвы по правилам своей веры, с разрешения командира, в назначенном им месте, и по возможности одновременно с православным богослужением. Во время продолжительных плаваний, они увольняются, по возможности, в свою церковь для молитвы и говения» (ст. 930).
Статья 931 Морского устава предоставляла возможность мусульманам молиться по пятницам, а евреям — по субботам: «Если на корабле находятся мусульмане или евреи, им дозволяется читать общественные молитвы, по правилам своей веры и в назначенных командиром местах: мусульманам — по пятницам, а евреям — по субботам. Это разрешается им в главные их праздники, на время которых они, по возможности освобождаются от службы и увольняются на берег».
К уставам прилагались списки наиболее значимых праздников каждой веры и религии, не только христиан и мусульман, но даже буддистов. В эти праздники представители этих исповеданий должны были освобождаться от несения воинских повинностей. Статья 388 Устава внутренней службы гласила: «Военнослужащие евреи, магометане и прочие не христиане, в дни совершаемого по их вере и обрядам особого богослужения, могут быть освобождаемы от служебных занятий и, по возможности, от нарядов в части. Расписание праздников смотри в Приложении». В эти дни командиры обязательно предоставляли иноверцам увольнение за пределы части для посещения своих культовых мест.
Таким образом, представителям терпимых религий, как христианских, так и иноверных, разрешалось совершать молитвы по правилам своей веры. Для этого командиры выделяли им определенное место и время. Организация проведения богослужений и молитв иноверцами закреплялась в организационных приказах по части или кораблю. При наличии в пункте дислокации части или корабля соответствующей церкви, мечети или синагоги командиры, по возможности, отпускали туда иноверцев для молитв. Кроме того, каждое исповедание имело право совершать свои большие религиозные праздники и в этот день быть свободными от несения своих обычных воинских повинностей.
Важной ролбю для религиозных деятелей была присяга. В дореволюционной России принимал ее не командир, а духоыные лица. Если человек мусульманином, то вызывали имама из штаба флота или армии, который приезжал и принимал присягу у мусульман. Только если не было соответствующего священнослужителя, то принимал присягу командир при участии корабельного или полкового священника. Но мусульмане в любом случае клялись на Коране, а иудеи — на Торе. Были случаи, когда на флот и в армию попадали представители языческих пародов Сибири и Севера. При принятии ими присяги нашивался амулет, который имел значение для этих язычников, и на нем эти новобранцы приносили присягу.
Приведенный нами материал показывает, что в истории Отечества существовал достаточно весомый опыт использования мулл в армии. В Российской империи имелись военные структуры, воевавшие под царскими и мусульманскими знаменами. Власти осознавали необходимость использования такого мощного рычага как традиционный ислам для создания нужного настроя среди мусульман, оказавшихся в рядах защищающих общество и искали принципы взаимодействия имамов со служащими, отражая их в законе и реализуя в повседневной жизни.
Естественно, на каждом этапе истории имамам требовались те или иные личностные качества, соответствующие социальным условиям существования. Но главное, что присутствовало в их сознании во все времена — это глубокая убежденность в том, что без религии невозможно достойное нравственное существование человека на земле. Отсюда их жизненная позиция и стойкость в вопросах сохранения веры и внесение идеи необходимости служения Отечеству во взаимодействии со своей «паствой», несущей нелегкую военную службу.
Фактически все исследователи, занимающиеся в той или иной степени темой «военных имамов», убеждены, что опыт их деятельности может и должен быть востребован с целью лучшей постановки духовного обеспечения традиционных конфессиональных потребностей современных воинов-мусульман, несущих в наши дни боевую службу в вооруженных силах Российской Федерации.
В целом представляется, что вплоть до 1917 года в вооруженных силах Российского государства действовала неплохо организованная система удовлетворения духовных нужд мусульман-военнослужащих. Всякие несогласия на религиозной почве пресекались законодательно. От служащих в армии требовалось терпимо и бережно относиться к местным вероисповеданиям, как в районах дислокации, так и на территории противника.
Современные Вооруженные Силы РФ сохраняют в своем составе примерно то же соотношение представителей разных конфессий, что имелось в имперской России. В соответствии с проведенными опросами, среди верующих военнослужащих православных 79%, мусульман 10%, буддистов около 2,5% и около 2% протестантов и католиков.
Чувствуя необходимость духовной помощи тем, кто служит в рядах вооруженных сил, имамы на добровольной основе оказывают им содействие. Их сегодня часто можно встретить в воинских частях: они появляются там, чтобы принять присягу, пытаются решить и предотвратить назревающие межконфессиональные конфликты, проводят беседы.
Религиозные деятели могли бы присутствовать в армии и на постоянной основе. Но такая форма работы для исламских центров пока невозможна из-за проблем организационного и финансового порядка. Точка зрения мусульманских лидеров, что введение военных имамов в армию возможно, но в перспективе, аргументируется тезисом: «поставить имама в каждую часть для нас проблема».
Мусульмане понимают необходимость введения имамов в вооруженные силы страны. Однако процесс введения религиозных наставников не видится им простым и безболезненным. Поэтому мнения в среде самих правоверных разделились. Проходящая сегодня дискуссия по этому вопросу, нашедшая отражение в СМИ, вышла на новый виток в связи с тем, что Главная военная прокуратура завершила разработку законопроекта о введении в вооруженных силах России института военных духовных лиц.
Часть деятелей высказалась за введение военных священнослужителей уже сегодня. В их числе глава Центрального духовного управления мусульман России Талгат Таджулдин. «Сегодня в войсках не ведется абсолютно никакой идеологической работы, поэтому присутствие там священнослужителей традиционных конфессий позволит решить проблемы межнациональных отношений в Вооруженных Силах и даже в какой-то мере проблему дедовщины», — заявил Т. Таджулдин. Напомнив, что институт штатного полкового духовенства был в России и до революции, он выразил несогласие с тем, что появление в армии священнослужителей повлечет за собой «какие-либо межрелигиозные разборки».
Обращение иного рода было принято накануне Совет муфтиев России. Он выступил с заявлением, в котором подверг резкой критике законопроект, предусматривающий введение штатных военных священников. В СМР критике подверглись те муфтияты, которые одобрили введение военного духовенства и преподавание Основ православной культуры в школах.
По мнению Совета, институт военных священников приведет к монополии Русской православной церкви в армии и спровоцирует обострение межнациональных отношений среди солдат. Это же мнение высказали не только имамы, но и российские раввины, пасторы, ламы.
Такая позиция обусловлена рядом обстоятельств. Дело в том, что духовные управления мусульман России оказались по большей части неготовыми к введению нового армейского института: нет подготовленных к такой работе людей. Поэтому введение института военных священнослужителей ставит российских мусульман, служащих в армии, в неравные условия по сравнению с Русской православной церковью.
Мусульмане с полным основанием опасаются миссионерской деятельности православных священников в армии и на флоте. Исторические традиции развития российского общества поставили православных священнослужителей в особую привилегированную ситуацию. Начинать решение одной и той же задачи введения военных мулл и военных священнослужителей нецелесообразно сегодня при разных стартовых возможностях. Поэтому с мусульманами в их позиции неприятия скорого введения института военных священнослужителей блокируются те конфессии российского сообщества, которые оказались в аналогичной ситуации нехватки кадров.
Чрезвычайно сложно выглядела еще не так давно ситуация, связанная с деятельностью православных священников в воинских частях, расположенных на территории Чечни. Нередко после бесед православных священников, как считают некоторые военные, российские солдаты начинали вкладывать в свою службу особый религиозный смысл.
Вопросы работы духовных лиц в российской многонациональной армии должны быть, видимо, в поле зрения межрелигиозных советов. Кроме того, армейское командование и мусульманские деятели для снятия конфликтных ситуаций должны контактировать более регулярно.
В комментарии преподавателя Военного университета О. А. Овчарова по поводу экспертного заключения Совета муфтиев России на проект федерального закона «О военных священниках» высказана мысль: необходимо не торопиться с поспешными, а потому зачастую поверхностными выводами, перечеркивающими добрую инициативу специалистов в области права (Главной военной прокуратуры), а наряду с отдельными недостатками законопроекта видеть и большое здоровое начало этого почина, направленное на укрепление обороноспособности страны, духовного и телесного (особенно в части профилактики неуставных взаимоотношений воинов) здоровья ее граждан.
Приведенный нами материал показывает, что в истории России существовал опыт использования мулл в армии. В Российской империи имелись военные структуры, воевавшие под царскими и мусульманскими знаменами. Власти осознавали необходимость использования такого мощного рычага как Ислам для создания нужного настроя среди мусульман, оказавшихся в рядах защищающих общество и искали принципы взаимодействия имамов с армейцами, отражая их в законе и реализуя в повседневной жизни.
Фактически все исследователи, занимающиеся в той или иной степени темой «военных имамов», убеждены, что опыт их деятельности может и должен быть востребован сегодня с целью лучшей постановки духовного обеспечения традиционных конфессиональных потребностей современных воинов-мусульман, несущих в наши дни боевую службу в вооруженных силах Российской Федерации. Но использование опыта не есть его копирование.
Сегодня руководители духовных управлений мусульман понимают необходимость постоянных взаимодействий имамов с вооруженными силами страны, но в большинстве своем против немедленного введения закона о «военном духовенстве». Дело в том, что Духовные управления мусульман России оказались по большей части неготовыми к введению нового армейского института: нет подготовленных к такой работе людей.
Поэтому введение института военных священнослужителей ставит имамов в неравные условия с православными священнослужителями. Начинать решение одной и той же задачи приходится при разных стартовых возможностях, поэтому и последовал со стороны Совета муфтиев России призыв не торопиться с введением нового закона и развивать контакты с армией на добровольных договоренностях с конкретными военными подразделениями, не закрепляя законом.
Усиление контактов (пастырские посещения кораблей, частей, училищ, проведение индивидуальных и групповых бесед с солдатами и матросами) будет готовить со временем почву для возрождения института «военного духовенства». Вступая в перестройку, общество питало иллюзии, в том, что в условиях перемен проблемы будут решаться благоприятно для разных людей и групп. Прошедшие 15 лет показали, что противоречия остаются, а историческое прошлое дает о себе знать. Цели, которые ставятся сегодня отдельными группами нередко приходят в столкновение на базе групповых интересов и это неизбежно. Единственный путь — гасить тенденции, могущие усилить конфликтность, не изменять Конституцию в угоду групповым интересам, а стремиться строить гражданское общество в соответствии с Основным Законом.
Ольга Сенюткина
Опубликовано в ежегодном научно-богословском сборнике статей и лекций «Рамазановские чтения», Нижний Новгород, 2006
Приводится в сокращении
